За углом - Страница 2

— Дай хлеба, — негромко повторил стоявший перед Павликом худенький мальчишка в мятой рубашке и до белизны вытертых шортах из обрезанных над коленками джинсов. — Хлеба. Просят.

Мальчишку звали Нытиком, а иногда ещё Горбушечником, но редко, — Нытик было короче и удобнее. То есть, на самом-то деле, конечно, это было только прозвище, а как мальчишку зовут, Павлик не знал. Да и никто во дворе, наверное, не знал. За те две недели, что прошли после переезда, Павлик видел Нытика почти ежедневно, но только издали. Впрочем, он знал, что Нытик — не сиротка и не бомжик, живёт с отцом в соседнем дворе, только отец здорово закладывает, и обычно ему плевать, где Нытик шарабанится целыми днями. А когда не плевать, то в такие дни Нытик от отца прячется, иначе небо с овчинку покажется, потому что отец его, когда не пьяный, делается совсем дурак и может ушибить чем-нибудь тяжёлым.

Мишка говорил, что Нытик из-за отца тоже дурак и псих, только неопасный — ну, ходит, ну, просит хлеба, делов-то. Из помойки не берёт, но некоторые жильцы выносят ему засохшие куски, и тогда у Нытика настоящий праздник — он набивает хлебом карманы, напихивает под рубашку или в майку. Мальчишку соседи пытались и просто подкармливать, но Нытик ничего, кроме хлеба, не берёт. А вот куда Нытик этот хлеб девает, никто так толком и не знал: проследить за ним не хватало терпения даже у самых отчаянных мальчишек. Нытик мог долго-долго ходить по двору, баюкая собранные куски, словно понимая, что за ним следят, а потом вдруг неожиданно и неуловимо исчезал. Через некоторое время появлялся снова — уже без хлеба.

— Нету, — развел руками Павлик. — В другой раз, ладно?

Но Нытик, мгновенно потеряв к Павлику всякий интерес, уже отошёл в сторону.

— Слышь, щегол! Да чё ты с ним трёшь, с психом! — крикнул от соседнего подъезда один из старшаков — кажется, Сёма. — Нашёл с кем базарить, ха!

— В футбол будешь? — ломким голосом сказал Петяй. — У нас человека не хватает. На школьном, четверо на четверо?

Ого! Старшаки его к себе приглашают!

— Ну чё тормозишь-то? Зассал?

— Не… — Павлик от волнения даже дал петуха, но тут же выправился. — Не зассал. Я с вами.

В футбол он играл неплохо.

— Ну, погнали тогда, чего стоишь.

* * *

— Чё, сделали мы вас! — Петяй рывком натянул Фанису бейсболку на нос. — Как салабонов сделали!

— Детский сад, на! — сплюнул Витёк и торжествующе ухмыльнулся. — Продули, дистрофики!

— Да ладно… — отмахнулся Сёма. — Тоже мне, рональды. Счёт-то пять-четыре всего. А если б не щегол этот, — ткнул он пальцем в сторону Павлика, — вообще б ничья была.

Павлик незаметно надулся от гордости — играли до пяти очков, и победный гол во вражеские ворота и в самом деле забил он. А ещё голевая была, когда он Петяю мячик чуть ли не на носок положил, но это ему вряд ли кто-то засчитает.

— Ты на него не тяни! — Петяй — сам Петяй! — потрепал Павлика по плечу. — Он не щегол, а… Как тебя звать-то?

— Павлик, — ответил Павлик и ещё немного надулся: уже не только от гордости, но и для солидности.

— Во, не щегол, а Павлик. Не, не пойдёт. Э-э… Во, Пашкец, нормально?

— Сойдёт, — прищурился Павлик.

Сознавать, что старшаки говорят с ним как с равным — ну ладно, почти как с равным — было здорово.

— Во, молодчик, Пашкец! Мы завтра с пацанами из пятнадцатой школы играем — будешь у нас за нападающего. А то Сёма сегодня чего-то жидко выступил, — и Петяй захохотал.

— Сдулся Сёма-форвард, — поддакнул ещё один из старшаков, имени которого Павлик до игры не знал, а теперь уж запомнил, что зовут его Гошей.

— Нога у меня болит, — хмуро сказал Сёма, глядя в сторону. — Пятка. Да и чего тут надо мной глумиться? Вон Горбушечник топает, над ним и глумись.

По двору и в самом деле медленно шёл Нытик, придерживая руками оттянутую на животе рубашку. Рубашка бугрилась, шла острыми уголками — похоже, Нытик насовал за пазуху немало кусков хлеба.

— Нытик, подь сюда! — крикнул Петяй.

Нытик остановился и по-птичьи наклонил голову, разглядывая ребят. Потом так же медленно подошел.

— Хлеба дайте, — сказал он. — Просят.

— Пацаны, зырьте, чё сейчас будет, — шепнул Жека остальным. — Мы с Петяем уже так делали…

— Хлеба? А может, деньгами возьмёшь?

— Хлеба надо, — ровно сказал Нытик.

Петяй протянул Нытику две руки — в одной была пара сушек, которые он вынул из кармана, в другой — сложенная пятидесятирублёвка.

— Выбирай.

Нытик без колебаний и даже, как показалось Павлику, с облегчением взялся за сушки.

— Во дурак, — выдохнул Фанис. — От денег отказывается!

Остальные заржали. Кроме Павлика — у него было плохое предчувствие.

Петяй не выпускал сушки.

— А платить?

Нытик посмотрел на него. Павлику показалось, что глаза Нытика были полны сожаления и досады на непонятливость Петяя: такое выражение он видел у Нины Ивановны, учительницы в старой школе, когда та отчаивалась объяснить ученику простейшие, как ей казалось, вещи.

— Я говорю, деньги есть?

Нытик покачал головой и снова попытался вытянуть сушки. Руки у Нытика, обратил внимание Павлик, были в мелких ссадинках — такие бывают, если насажать заноз, а потом неумело их выковыривать.

— Хлеба, — сказал он. — Просят.

— Нет денег — гуляй, — Петяй спрятал сушки в карман. А потом, словно ему было мало, схватил Нытика за плечи, развернул: — Н-на!

Кроссовок Петяя врезался Нытику пониже спины, оставив на вытертых шортах пыльный отпечаток, и Нытик, обдирая коленки, хлопнулся на асфальт. Из-за пазухи вылетело несколько кусков чёрствого хлеба, кривая горбушка, качнувшись, замерла сиротливо.